#472. /откопал в старых зарисовках/.

[moratorium]

Название: Нитевая
Рейтинг: PG-13
Фандом: Trinity Blood
Пейринг: Дитрих/Исаак
Cаммари: То, ради чего можно терпеть классическую боль.©
Варнинг: яой и немного оос-а. Не умею по другому.
От автора: Кемпфер, твою мать, я снова хочу открыть ролевую! хД
POV Дитриха
23.08.09

Нитевая

Я подхожу ближе, но ни один мускул не дернется на его лице. Он наверняка слышал мои шаги ещё за несколько метров до этого места, но все ещё ждет удара, как будто я когда-либо осмелюсь нанести ему вред. Насколько я себя помню, Исаак всегда был таким… непонятным, странным, притягательным. И, насколько я себя помню, он всегда был рядом.
Пусть не рядом, просто я чувствовал его присутствие. Ощущал его тьму, сторожившую и окружающую меня сплетением теневых коконов, жадно ожидающих движения тонких аристократических пальцев в ткани белой перчатки, позволивших бы им вцепиться мертвой хваткой в мое горло, лишая спасительного кислорода. Но Исаак не станет этого делать. Что-то внутри обрывается и наивно подсказывает, что сегодня темнота меня не тронет, я был слишком хорошим мальчиком в последнее время. Он сосредоточенно проводит тонкими пальцами по чернильным буквам, равномерно, в ритм своего чтения, и строки, одна за другой, впитываются, просачиваются нитями слов в эти пальцы. Тени вокруг меня встревожено колышутся, обеспокоено пляшут на предметах декора, пытаясь привлечь внимание своего Хозяина, но он остается совершенно равнодушными к ним и ко мне, совершенно не замечая нашего присутствия в комнате.
Бесшумно подхожу ближе и протягиваю руку вперед, но она вдруг замирает в воздухе, и я на мгновение исчезаю из чьего-либо восприятия. Он сегодня не в настроении, а это значит…. Вздрагиваю от ощущения мерзкого животного холода, захватившего мои легкие. Мне нет разницы до того, какую порцию изящной боли подаст мне сегодня на десерт фон Кемпфер.
Аккуратно, мимоходом прикасаясь к шелковой текстуре волос, кладу руку на его плечо, незаметно для себя вздрагивая от его стального напряжения. Мой Господин сегодня явно не в духе, но мы же любим играть, верно? Наша игра жестокая, своенравная, гордая и опасная. Замкнутая в своей жестокости и черной, как ночь, любви. Моей любви к его сарказму, непокорности, к его силе, к его прогнившей и давно канувшей в небытие душе. К его терпкому запаху, к его интонации и к его грубым и собственническим прикосновениям. Моей любви к нему, моему жестокому и прекрасному Господину.
- Что тебе нужно, Дитрих?
Он не интересуется, просто делает вид, что ему интересно. Я давно привык, что часто становлюсь для Исаака тем самым предметом декора, когда он увлечен тем, что ему действительно интересно. Плавно опускаюсь на пол рядом с его ногами в черных, начищенных до блеска, лакированных туфлях, в которых видно мое отражение. Снимаю перчатки и отбрасываю их к одной из стен – тени, пляшущие свой дьявольский танец, совсем недружелюбно и едва заметно для человеческого слуха, шипят. Вздрагиваю от неприятных воспоминаний и темноты помещения, ржавой паутиной сковавшей мой разум. Становится трудно дышать. Тонкими пальцами цепляюсь за ткань черных брюк, широко раскрыв глаза:
- Не надо, пожалуйста…
Изо рта вырывается странный хрип, а грудную клетку разрывает от накатывающей волнами боли. Наивно было полагать, что все прошло бы гладко. Святая непокорность во взгляде, устремленном в бездонные глаза Исаака: я ведь всегда знал, что таким методом ты хочешь удержать меня. Ты, Великий Черный Маг, боишься потерять такого глупого и упрямого мальчишку, боишься, что твоя безграничная власть надо мной когда-нибудь да даст тонкую, изящную трещину, которую нельзя будет склеить. Боишься совершить непоправимую ошибку, что приведет тебя к потере самого дорогого тебе на свете раба, твоей жалкой наивной марионетки, способной управлять другими.
- Больно.
Сильнее сжимаю пальцами его брюки и от глухой, но раздирающей грудную клетку боли, спускаюсь к полу, не опуская руки. Чувствую, как во рту появляется специфически-приятный вкус – солоноватый, мягкий, до тошноты противный. Отхаркиваюсь кровью на дорогой темный ковер. В твоей жизни никогда не будет ничего светлого. Зачем пачкать светлое такой недостойной вещью, как кровь? На темном же ковре никогда не останется следов.
- Дитрих.
Чувствую, что боль начала отступать. Отступать в стиле Исаака – медленно, расчетливо, наслаждаясь тем, как перевернула все внутри меня. Вытираю тыльной стороной ладони кровь, тонкой приятной струйкой заструившуюся из моего рта, и пытаюсь восстановить сбившееся дыхание. Сколько сил мне потребовалось для того, чтобы не закричать? Приподнимаюсь на руках, не замечая того, что меня бьет крупная дрожь – но мальчик усвоил урок, учитель. Смотрю на своего Господина спокойно, устало, печально, не обращая внимания на то, что в груди зажгло с новой силой – в такие моменты я сожалею о том, что не являюсь мафусаилом. В данном случаи регенерация не являлась бы сильной проблемой.
Кладу голову ему на колени и закрываю глаза, все ещё пытаясь восстановить дыхание после маленькой заслуженной пытки, мой слух улавливает стук фолианта об ковер, впитавший мою кровь. Тонкие пальцы вплетаются в мои волосы, перебирая каждую из прядей, заинтересованно, отчаянно, как то... нежно. Получаю от этого ни с чем не сравнимое удовольствие, боль потихоньку отступает на дальний план, освобождая место для смеси новых чувств. Рука в волосах сжимается в кулак, грубо оттягивая голову назад – наши взгляды – мой, ореховый, и его, чернильный, пересекаются на мгновение до того, как с его губ слетает фраза, за которую я готов каждый час испытывать подобные муки:
- Дитрих… мой глупый маленький мальчик.
Едва заметно улыбаюсь перед тем, как его тонкие губы накрывают мои. Смешно, но жизнь снова приобретает смысл.